Самым знаменательным событием за 35 лет для салымчан и всей страны было окончание строительства железной дороги Тюмень - Юганская Обь 3 декабря 1973 года. В поздравительных правительственных телеграммах было написано: "В тяжёлых климатических и природных условиях вы проявили мужество в выполнении принятых на себя обязательств и проделали огромную работу по сооружению этой важнейшей железнодорожной магистрали". Бригада путейцев СМП №198 Ивана Арсенюка были удостоены чести забить "серебряный костыль" на 575 км. между станциями Юнг-Ях и Куть-Ях. Это было незабываемое время! Время необыкновенного подъёма энтузиазма и инициативы. Недаром несколько путейцев салымчан награждены медалью "За доблестный труд". Вслед за поэтом хочется воскликнуть: "Да, были люди в Ваше время!..". 

Завершался первый этап жизни Салыма. Многие уехали дальше строить дорогу, но многие и остались. В 1978 году в посёлке образован лесхоз, первым его директором был Михаил Семенович Кожевников. Лесхоз выпускал товары народного потребления, сеял и сажал лесные культуры, собирал дикоросы. 

В 1984 году Дорожно-строительное управление №4 (директор Борисов Вилорик Васильевич) возводит новый жилой участок посёлка. В 1980 году посёлок Салым вошёл в состав Нефтеюганского района. За эти годы сделано многое: построены новые жилые дома, завершено строительство дороги через посёлок, заработал филиал леспромхоза ООТ Салымлес (начальник Грипас Анатолий Иванович). Деревообрабатывающий комбинат ПО "Салыммолдлеспром" (генеральный директор Сунарчин Тагир Мунирович) занимается переработкой лесоматериалов и отправкой его во многие районы России.

В сентябре 1991 года - из состава Салымского сельского Совета выделился новый Куть - Яхский сельский совет (п.Куть-Ях). 

САЛЫМСКИЙ КРАЙ В ИСТОРИИ ЮГРЫ

Двадцатые годы нашего века принесли Сибири коренные перемены. События этого бурного десятилетия логически разбиваются, как и по всей России. Отметим, что в историографии до сих пор господствует мнение о том, что именно гражданская война принесла в Сибирь разруху и голод, вызвав необходимость так называемого "военного коммунизма", сопровождавшегося продразверсткой. На наш взгляд, такая оценка нуждается в коррективах. Во всяком случае, к этому побуждает знакомство с материалами западносибирских архивов и музеев. Так, например, о продовольственном благополучии Ишимского уезда после изгнания Колчака свидетельствует в мемуарах М. В. Хорохорин. Раздражение и возмущение изобилием и неограниченным потреблением продовольствия в Обдорске зимой 1920 - 1921 годов высказывает И.П.Волков. Что касается нашего края, то согласно таблицы, составленной Юганским волостным революционным комитетом Сургутского уезда, мы видим, что после окончания гражданской войны в среднем на одно русское хозяйство волости приходилось около пяти голов крупного рогатого скота и четыре лошади. Особенно показательно наличие в хозяйствах овец и кур. Это говорит о том, что существенных проблем с продовольствием у русских крестьян в этот момент не было. В противном случае мелкая живность пострадала бы в первую очередь, как это всегда и везде было при назревании голода. Несколько иным было положение среди ханты. Лесничий Сургутского уезда С. А. Куклин в 1925 году свидетельствовал, что "по рекам Салыму и Балыку остяки держат в небольшом количестве лошадей и овец". На лошадях ездили только зимой. "В довоенное время лошади были заняты работой почти всю зиму, если не на дровяных заготовках, то в извозе. Товары, преимущественно рыба, вывозились на лошадях в Тобольск и по направлению к Томску". По оценкам сургутского уездного военного комиссара, имущественный ценз населения в 1920 году выглядел приблизительно так: из общего числа русских жителей торговцы разных масштабов составляли 7%, среднее крестьянство - 63, бедное крестьянство и батраки - 30. Материальное положение ханты, из которых 40% были оседлыми, а 60 - кочевыми, по его же оценкам, было исключительно низким. Уровень грамотности русского населения составлял 45%. В сельской местности процент грамотных был гораздо ниже, нежели в Сургуте. Особенно это было характерно для женщин. Среди ханты грамотных был только один процент, и даже знающие русский язык составляли всего 15-20%. Уездный военком отмечал: "Состояние этого беднейшего и забитого народа как культурное, так и материальное - крайне печальное. Кочевые остяки полудикие, невежественные, запуганные, вечно полуголодные, одетые в одежды из звериных шкур, невероятно грязны, имеют действительно жалкий вид. Они вечно работали, вечно находились в нищете, а их труд пожирали спекулянты, крупные и мелкие". Большевистская власть на местах в донэповский период существовала, как правило, в виде ревкомов. Вот и на территории Салымского края после изгнания Колчака власть перешла в руки революционного комитета, официально называвшегося Сургутским уездревкомом. Бюллетень Сургутского военно - революционного комитета от 14 января 1920 года сообщал, что в Сургуте организована "Группа Партии Коммунистов (большевиков)" и что "уездным Военно - Революционным Комитетом приступлено к организации Продовольственного Отдела". Военревком решал вопросы текущей жизни либо самостоятельно, либо с участием уполномоченных от волостных исполкомов. Протоколы таких заседаний и общих совещаний отражают направления работы и проблемы момента. Например, 9 февраля 1920 года в повестке дня общего собрания коллегии Сургутского уездвоенревкома совместно с уполномоченными от волостных исполкомов Сургутского уезда значилось: текущий момент, чтение конституции, разъяснение инструкции для волостных и сельских советов и разрешение вопросов, вытекающих из нее, трудовая повинность по доставке дров, борьба со спекуляцией, борьба с винокурением, борьба с контрреволюцией, повышение производительности труда, развитие местной промышленности. Незадолго до этого, 11 января 1920 года, Тюменский губернский военком издал приказ о введении трудовой повинности. Любопытно, что тогда, в начале двадцатых годов, даже на уровне уездной власти создавались политбюро. В Сургутском уезде оно было создано 28 мая 1920 года в количестве пяти человек и называлось "Политбюро при Уездной рабоче - крестьянской милиции". Это политбюро выполняло функции местного подразделения ВЧК. Новому, формирующемуся государству предстояло навести жесткий порядок после разгула анархии и партизанской вольницы. Вот один штрих. 7 января предгубвоенком отправил из Тюмени сургутским властям телеграмму: "По полученным ревкомом сведениям, которые требуют вашей проверки, в частях партизанских отрядов на Севере расхищаются с барж рыболовные снасти. Объявить отрядам и населению, что за расхищение снастей, ныне являющихся государственной собственностью, будут применяться высшие меры наказания". То, что новый порядок был исключительно жестким, видно из документов, подобных этому. "Приказ Революционного Совета Первой Трудовой Армии №7, г. Екатеринбург, 3 марта 1920 года. 1. Дезертиры фронта караются как дезертиры Красной Армии. 2. Трудовым дезертирством считается: а) неявка по трудовой мобилизации; б) неявка по трудовой повинности; в) уклонение от трудового учета; г) невыход на работу без уважительных причин; д) самовольный уход с работы; е) уклонение от труда путем занятия фиктивных должностей, командировок и т.д.; ж) уклонение от труда путем симуляции болезни; з) невыработка нормы. 3. Всякий, оказывающий дезертиру содействие, признается укрывателем; всякий, не донесший своевременно о дезертирстве, признается попустителем; всякий, склоняющий к дезертирству уговорами или угрозой, признается подстрекателем... Председатель Ревтрудармии Л.Троцкий. За Председателя Комитета по трудовой повинности А. Семашко". Революционные события и гражданская война породили вооруженные отряды партизан, состоящие из русского населения (разумеется с "примесью" зырян, татар, украинцев). Помимо политических, были для этого и иные мотивы: уклонение от мобилизации в армию (как в Красную, так и в белую), стремление поживиться "трофеями". Аборигенное же население жило по-прежнему, не отличаясь какими-либо политическими пристрастиями. "Взгляд остяков на Соввласть безразличный, - читаем в одной из сводок ОГПУ. - По их мнению, всякая власть хороша, если при ней можно сбывать пушнину по дорогой цене. Вопросами политики инородцы совершенно не интересуются. Причиной этого является их безграмотность, некультурность, громадная отсталость даже от темной русской деревни". В начале 1920 года сургутский уездный комиссар в своем докладе констатировал: "Со времени занятия Красно - партизанскими войсками и восстановления Советской власти на территории Сургутского уезда в декабре 1919 года и по настоящее время население относилось благосклонно ко всем распоряжениям Советской власти, за редким исключением лиц кулацкого и буржуазного слоя. Население уезда, особенно сельское, относится с полным доверием к Советской власти, за исключением кулаков и крупных зажиточных крестьян, составляющих 6-7% населения, но их недовольство на чисто экономической почве. В среднем же и бедном крестьянстве сомневаться нет оснований... Беднейший же слой населения, несомненно, на стороне Советской власти. Что касается отношения к РКП(б), то таковое оставляет желать многого. Причиной этого является свойственное темнейшему невежественному элементу непонимание и даже нежелание понимать, а также и по той причине, что у РКП неправильное отношение к религиям". Лояльности населения к власти большевиков в этот период способствовали многочисленные и публичные захоронения жертв колчаковского террора, прокатившегося по краю летом 1919 года. 15 февраля 1920 года был организован Юганский волостной ревком, которому были подчинены и некоторые селения, расположенные на территории нынешнего Нефтеюганского района. В составе ревкома был председатель, два члена, секретарь и конторщик. При ревкоме функционировали следующие отделы: военный комиссариат, земельный отдел, наробраз, трудсобес, стол ЗАГСа. 16 июля 1920 года прошел первый юганский волостной съезд Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. В отчете за полугодовую деятельность значилось: "По военному комиссариату произведен учет скота и приняты меры к охране такового, а также произведен учет дров и лесных материалов. По отделу наробраза много дано было статистических сведений в уездный отдел народного образования. Отдел трудсобеса: произведен учет нетрудоспособного и павшего в нужду населения, а также беспризорных детей и стариков, которым выдано социальное пособие деньгами, продуктами и частью материалами в течение шести месяцев на 48000 рублей. Кроме того, открыта столовая социального обеспечения с 15 мая с. г. в с. Югане, в которой получают из приезжих инородцев пай и обед, в течение же двух месяцев накормлено 1600 человек. Независимо от сего произведена регистрация населения по трудовой повинности в возрасте от 18 до 50 лет, мужчин и женщин, а также проводилась мобилизация населения по трудовой повинности". 12 мая Тюменский губреввоенком издал приказ №45, с изрядным пафосом отражающий борьбу нового государства против пагубного и несвоевременного пристрастия сибиряков: "Когда Советская власть напрягает последние усилия для восстановления нарушенного хозяйства страны, когда каждый лишний фунт хлеба должен быть направлен на улучшение питания рабочих, занятых на фабриках и заводах и в голодающих центрах, в это время в Тюменской губернии во многих местах процветает пьянство и кумышковарение. Губернский военно - революционный комитет предлагает органам милиции усилить борьбу с пьянством и кумышковарением, следить за тайным винокурением и торговлей, предавая виновных Народному суду, который при разборке этих дел будет руководствоваться точным смыслом декрета Совнаркома от 19 января по этому вопросу". За "выкурку спирта" предусматривалась конфискация всего имущества и лишение свободы, соединенное с принудительными работами на срок не ниже пяти лет. Тому же наказанию подвергались "виновные в соучастии, продаже, передаче, хранении, проносе и провозе". За распитие в публичном месте или появление в нетрезвом виде лишали свободы на один год. Новая власть добивалась введения прямого продуктообмена между городами и деревней через продовольственную и другие виды разверстки. Продажа продовольствия "по вольной цене", а значит частная торговля им, объявлялась спекуляцией и сурово преследовалась. Организацию продразверстки и контроль за распределением продуктов в губернии вел губернский продовольственный комиссариат во главе с комиссаром. Им был легендарный Г. М. Инденбаум. (Во время крестьянского мятежа 1921 года он был схвачен и жестоко казнен восставшими. Способ был избран нестандартный: расщепили толстую березу, растянули половинки, всунули продкомиссара в расщеп и отпустили растяжки). В декабре 1920 года, когда продовольственное положение в губернии стало более напряженным, из Тюмени по уездам был отправлен циркуляр для заведующих информационно - инструкторскими подотделами. Он, в частности, предписывал: "Особенно важно обратить внимание на доставление сведений о ходе государственной продразверстки. Необходимо отмечать все конфликты, происходящие между продагентами и населением, на какой почве в большинстве они происходят, не понимает ли население всей важности этого задания центра. Может быть, ощущается острый недостаток в агитационных силах, или же, благодаря некомпетентности продагентов, они отступают от наказов центральной власти и проявляют ненормальность по отношению взимания того или иного продукта с населения, или допускают грубость к населению и превышают свои полномочия". В борьбе между планом продразверстки и подобными увещевательными циркулярами, разумеется, побеждал план. А потому сплошь и рядом разверстка принимала характер неистовый, вплоть до вспарывания подушек и перин, выстрижения тулупов, конфискации национальной меховой одежды и т.п. В 1920 году в центре уезда были образованы отделения "Центро - союза", "Закупсбыта" и "Обь - Иртышского союза кооператоров" ("Северосоюза"). На них возлагались торгово - заготовительные, транспортные и распределительные функции. Первые сибирские кооперативы советского периода, в частности, потребительские общества, порой страдали от местных властей, которые доходили до реквизиций несгораемых касс, мобилизации служащих, сноса построек обществ и т.д. По этому поводу Тюменский губернский отдел даже издал в январе 1920 года запрещающее распоряжение. Во второй половине зимы 1920 - 1921 годов страсти накалились еще больше. Местные власти, видя исключительно трудное положение населения, пытались смягчить грабительскую суть продразверстки или хотя бы приостановить ее темпы. Но вышестоящие органы послаблений не давали, наказывая арестами даже своих верных слуг. Так, например, пострадал председатель Локосовского волисполкома. Уже сидя под замком, этот революционный романтик писал в заявлении к арестовавшим его уездным властям: "В течение 34-х лет мытарства по тюрьмам, ношения кандалов и т.п., в борьбе за освобождение угнетенного народа от рабства капитализма, я счастлив видеть, когда на костях моих павших товарищей заложен прочный фундамент царства социализма. С ним угасают те мои страдания, которыми одарили меня кандалы в период борьбы. В минуты моего приятного отдыха меня незаслуженно обвиняют в защите кулаков, как раз в противном моему идейному стремлению". Добиваясь справедливого распределения, власти отбирали все у одних и выдавали пособия другим. Но в силу ряда причин продовольствия, одежды и т. д. становилось все меньше. Например, Локосовский собес с 1 января 1921 года прекратил выдачу пособий семьям престарелых нетрудоспособных. Сургутский уездный военный комиссар революционных лет М. В. Хорохорин в мемуарах, написанных им в 1958 году, вспоминал о переломном периоде в жизни края: "Кулаки и зажиточные крестьяне, особенно сильно задетые продразверсткой и конфискациями на военные нужды, часто уже не скрывали своего враждебного отношения к Советской власти, агитировали против нее и отрицательно влияли на середняков, а нередко и на бедняков. Недостатки в работе молодых советских органов, созданных в Западной Сибири после разгрома Колчака только в конце 1919 и начале 1920 годах, усиленно преувеличивались врагами Советской власти. Здесь осело немало бывших белогвардейцев, сдавшихся Красной Армии. Многие из них, главным образом солдаты, в свое время были обмануты белыми офицерами и генералами и насильственно мобилизованы. После свержения белогвардейской власти они раскаялись и честно признали Советскую власть. Но среди бывших белогвардейцев были и такие, которые на словах признавали Советскую власть, а на деле вступали в заговоры и готовились к вооруженной борьбе". И вот в марте русские и ханты поднялись против большевиков. Главными лозунгами восставших были следующие: "За Советы без коммунистов!", "Долой разверстку!", и "Даешь свободу торговли!". На митингах и собраниях мятежники обнародовали репрессивную политику большевиков, в частности, применение заложничества для выполнения норм разверстки. Трупы казненных большевиками в ряде случаев становились "мемориалами", у которых проводились митинги. Восставшие провели выборы новых органов власти и организовали успешную мобилизацию в свои вооруженные отряды. После начала крестьянского восстания сургутский уездвоенком М. В. Хорохорин был назначен заместителем командующего созданных для борьбы с мятежниками "Тобсеверовойск". На территории Сургутского уезда формировались специальные отряды по 35 - 50 человек и отправлялись через село Тундрино на Самарово. Вот что, в частности, вспоминает один из ликвидаторов восстания Т. Г. Томингас: "Последний, более солидный коммунистический отряд из Cypгута отбыл примерно в конце февраля в составе Хорохорина М. В., Бесчастных Александра, Устинова. Из местной команды были красноармейцы Башмаков Хрисанф, Черепанов, Т. Г. Томингас и другие. Всего - 35 человек. Перед уходом был проведен митинг с населением на тему о международном и внутреннем положении с призывом не верить в контрреволюционное восстание кулацко - эсеровских банд, сыгравших на временных продовольственных трудностях в стране, а не как акт свержения Советской власти всюду. И разъяснили, что это восстание - факт помощи нашим врагам - капиталистам". Историки установили, что восстание носило стихийный характер, и главным критерием для участия в нем было умение держать в руках оружие, а не классовое положение. Относительно активное участие в восстании приняли и "остяки", обиравшиеся новой властью беспощаднее прежней. В связи с приближением восстания к уезду, власти распространили листовку, которая своеобразно интерпретировала события: "Всем, всем, всем честным труженикам и. сознательным гражданам трудовой Сибири! Кровожадная буржуазия, оставшаяся от палача трудового народа - Колчака, снова поднимает свою грязную кровавую руку над головой трудящихся рабочих и крестьян Трудовой Сибири. В момент, когда невероятными усилиями рабочие и крестьяне наладили народное хозяйство, накормили умирающих от голода, пустили в ход фабрики и заводы и возродили промышленность, палачи народные, буржуазия и наймиты, продавшие свою совесть, подбивая темные, несознательные массы, снова пытаются ввергнуть страну в ужасы революционной классовой катастрофы, пролить кровь борющихся за близкое благоденствие Трудового народа и, пользуясь темнотою масс, надевают снова на трудящихся ярмо рабства". Подавив восстание, власти при всем желании не могли репрессировать всех его участников, ибо тогда бы пришлось наказать громадное количество западносибирских крестьян. Но до тридцатых годов включительно в документах ОГПУ встречалась форма характеристики, состоявшая из нескольких слов: "бывший активный бандит 1921 года". Восстание было не просто ответом на беспримерный и "жестокий государственный грабеж, но также и актом отчаяния перед приближающимся голодом. Расширенный пленум Сургутского ревкома (совместно с уездным экономическим совещанием) в декабре 1921 года констатировал, что население с трудом прокармливает само себя, "отовсюду слышны вопли: "Дайте хлеба хоть сколько-нибудь!"